«Что ты ржешь, мой конь ретивый,
Что ты шею опустил,
Не потряхиваешь гривой,
Не грызешь своих удил?
Али я тебя не холю?
Али ешь овса не вволю?
Али сбруя не красна?
Аль поводья не шелковы,
Не серебряны подковы,
Не злачены стремена?»
Отвечает конь печальный:
«Оттого я присмирел,
Что я слышу топот дальный,
Трубный звук и пенье стрел;
Оттого я ржу, что в поле
Уж не долго мне гулять,
Проживать в красе и в холе,
Светлой сбруей щеголять;
Что уж скоро враг суровый
Сбрую всю мою возьмет
И серебряны подковы
С легких ног моих сдерет;
Оттого мой дух и ноет,
Что наместо чапрака
Кожей он твоей покроет
Мне вспотевшие бока».
Все о британских кошках — рекомендуем ознакомиться.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
«Белый конь чуть ступает усталой ногой»
Белый конь чуть ступает усталой ногой,
Где бескрайная зыбь залегла.
Мне болотная схима — желанный покой,
Будь ночлегом, зеленая мгла!
Алой ленты Твоей надо мной полоса,
Бьется в ноги коня змеевик,
На горе безмятежно поют голоса,
Всё о том, как закат Твой велик.
Закатилась Ты с мертвым Твоим женихом,
С палачом раскаленной земли.
Но сквозь ели прощальный Твой луч мне знаком,
Тишина Твоя дремлет вдали.
Я с Тобой — навсегда, не уйду никогда,
И осеннюю волю отдам.
В этих впадинах тихая дремлет вода,
Запирая ворота безумным ключам.
О, Владычица дней! алой лентой Твоей
Окружила Ты бледно-лазоревый свод!
Знаю, ведаю ласку Подруги моей —
Старину озаренных болот.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
«Пожирающий огонь — мой конь!»
Пожирающий огонь — мой конь!
Он копытами не бьет, не ржет.
Где мой конь дохнул — родник не бьет,
Где мой конь махнул — трава не растет.
Ох, огонь мой конь — несытый едок!
Ох, огонь на нем — несытый ездок!
С красной гривою свились волоса.
Огневая полоса — в небеса!
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Вся деревня спит в снегу.
Ни гу-гу.
Месяц скрылся на ночлег.
Вьется снег.
Ребятишки все на льду,
На пруду.
Дружно саночки визжат —
Едем в ряд!
Кто — в запряжке, кто — седок.
Ветер в бок.
Растянулся наш обоз
До берез.
Вдруг кричит передовой:
«Черти, стой!»
Стали санки, хохот смолк.
«Братцы, волк. »
Ух, как брызнули назад!
Словно град.
Врассыпную все с пруда —
Кто куда.
Где же волк? Да это пес —
Наш Барбос!
Хохот, грохот, смех и толк:
«Ай да волк!»
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
«Монолог голубого песца»
Я голубой на звероферме серой,
но, цветом обреченный на убой,
за непрогрызной проволочной сеткой
не утешаюсь тем, что голубой.
И я бросаюсь в линьку. Я лютую,
себя сдирая яростно с себя,
но голубое, брызжа и ликуя,
сквозь шкуру прет, предательски слепя.
И вою я, ознобно, тонко вою
трубой косматой Старшного суда,
прося у звезд или навеки волю,
или хотя бы линьку навсегда.
Заезжий мастер на магнитофоне
запечатлел мой вой. Какой простак!
Он просто сам не выл, а мог бы тоже
завыть, сюда попав, — еще не так.
И падаю я на пол, подыхаю,
а все никак подохнуть не могу.
Гляжу с тоской на мой родной Дахау
и знаю — никуда не убегу.
Однажды, тухлой рыбой пообедав,
увидел я, что дверь не на крючке,
и прыгнул в бездну звездную побега
с бездумностью, обычной в новичке.
В глаза летели лунные караты.
Я понял, взяв луну в поводыри,
что небо не разбито на квадраты,
как мне казалось в клетке изнутри.
Я кувыркался. Я точил балясы
с деревьями. Я был самим собой.
И снег, переливаясь, не боялся
того, что он такой же голубой.
Но я устал. Меня шатали вьюги.
Я вытащить не мог увязших лап,
и не было ни друга, ни подруги.
Дитя неволи — для свободы слаб.
Кто в клетке зачат — тот по клетке плачет,
и с ужасом я понял, что люблю
ту клетку, где меня за сетку прячут,
и звероферму — родину мою.
И я вернулся, жалкий и побитый,
но только оказался в клетке вновь,
как виноватость сделалась обидой
и превратилась в ненависть любовь.
На звероферме, правда, перемены.
Душили раньше попросту в мешках.
Теперь нас убивают современно —
электротоком. Чисто как-никак.
Гляжу на эскимоску-звероводку.
По мне скользит ласкательно рука,
и чешут пальцы мой загривок кротко,
но в ангельских глазах ее — тоска.
Она меня спасет от всех болезней
и помереть мне с голоду не даст,
но знаю, что меня в мой срок железный,
как это ей положено — предаст.
Она воткнет, пролив из глаз водицу,
мне провод в рот, обманчиво шепча.
Гуманны будьте к служащим! Введите
на звероферме должность палача!
Хотел бы я наивным быть, как предок,
но я рожден в неволе. Я не тот.
Кто меня кормит — тем я буду предан.
Кто меня гладит — тот меня убьет.
Последний сноп свезен с нагих полей,
По стоптанным гуляет жнивьям стадо,
И тянется станица журавлей
Над липником замолкнувшего сада.
Вчера зарей впервые у крыльца
Вечерний дождь звездами начал стынуть.
Пора седлать проворного донца
И звонкий рог за плечи перекинуть!
В поля! В поля! Там с зелени бугров
Охотников внимательные взоры
Натешатся на острова лесов
И пестрые лесные косогоры.
Уже давно, осыпавшись с вершин,
Осинников редеет глубь густая
Над гулкими извивами долин
И ждет рогов да заливного лая.
Семьи волков притон вчера открыт,
Удастся ли сегодня травля наша?
Но вот русак сверкнул из-под копыт,
Все сорвалось — и заварилась каша:
«Отбей собак! Скачи наперерез!»
И красный верх папахи вдаль помчался;
Но уж давно весь голосистый лес
На злобный лай стократно отозвался.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
«Ворона и Лисица»
Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна;
но только все не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок.
Вороне где-то бог послал кусочек сыру;
На ель Ворона взгромоздясь,
Позавтракать было совсем уж собралась,
Да призадумалась, а сыр во рту держала.
На ту беду Лиса близехонько бежала;
Вдруг сырный дух Лису остановил:
Лисица видит сыр, Лисицу сыр пленил.
Плутовка к дереву на цыпочках подходит;
Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит
И говорит так сладко, чуть дыша:
«Голубушка, как хороша!
Ну что за шейка, что за глазки!
Рассказывать, так, право, сказки!
Какие перушки! какой носок!
И, верно, ангельский быть должен голосок!
Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица,
При красоте такой и петь ты мастерица, —
Ведь ты б у нас была царь-птица!»
Вещуньина с похвал вскружилась голова,
От радости в зобу дыханье сперло, —
И на приветливы Лисицыны слова
Ворона каркнула во все воронье горло:
Сыр выпал — с ним была плутовка такова.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.
До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.
А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.
По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать.
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.
А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.
В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.
И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звёздами в снег.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
«Охота на волков»
Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня — опять, как вчера,-
Обложили меня, обложили,
Гонят весело на номера.
Из-за елей хлопочут двустволки —
Там охотники прячутся в тень.
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.
Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников — матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Не на равных играют с волками
Егеря, но не дрогнет рука!
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.
Волк не может нарушить традиций.
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали — «Нельзя за флажки!»
Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников — матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Наши ноги и челюсти быстры.
Почему же — вожак, дай ответ —
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем через запрет?
Волк не должен, не может иначе!
Вот кончается время мое.
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся и поднял ружье.
Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников — матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Я из повиновения вышел
За флажки — жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал
Удивленные крики людей.
Рвусь из сил, из всех сухожилий,
Но сегодня — не так, как вчера!
Обложили меня, обложили,
Но остались ни с чем егеря!
Идет охота на волков, идет охота!
На серых хищников — матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Славный кот мой одноглазый,
Мы с тобой вдвоем.
Звезд вечерние алмазы
Блещут за окном.
Я вникаю в строфы Данте,
В тайны старины.
Звуки нежного анданте
За стеной слышны.
На диване, возле печки,
Ты мечтаешь, кот,
Щуришь глаз свой против свечки,
Разеваешь рот.
Иль ты видишь в грезах крыши,
Мир полночных крыш,
Вдоль стены идешь и свыше
На землю глядишь.
Светит месяц, звезды светят.
Подойдешь к трубе,
Позовешь ты, и ответят
Все друзья тебе.
Хорошо на крышах белых
Праздники справлять
И своих врагов несмелых
К бою призывать.
О свободе возле печки
Ты мечтаешь, кот,
Щуришь глаз свой против свечки,
Разеваешь рот.
Звуки нежного анданте
За стеной слышны.
Я вникаю в строфы Данте,
В тайны старины.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Блеск любопытства в глазишках черных,
Стойка, пробежка, тугой прыжок.
Мчится к вершине ствола задорно
Веселый и шустрый бурундучок.
Бегает так он не для потехи —
Трудяга за совесть, а не за страх.
В защечных мешочках, как в двух рюкзачках,
Он носит и носит к зиме орехи.
А дом под корнями — сплошное чудо!
Это и спальня, и сундучок.
Орехов нередко порой до пуда
Хранит в нем дотошный бурундучок.
Но жадность сжигает людей иных
Раньше, чем им довелось родиться.
И люди порою «друзей меньших»
Не бьют, а «гуманно» лишь грабят их,
Грабеж — это все-таки не убийство!
И, если матерому браконьеру
Встретится норка бурундучка,
Разбой совершится наверняка
Самою подлою, злою мерой!
И разве легко рассказать о том,
Каким на закате сидит убитым
«Хозяин», что видит вконец разрытым
И в прах разоренным родимый дом.
Охотники старые говорят
(А старым охотникам как не верить!),
Что слезы блестят на мордашке зверя,
И это не столько от злой потери,
Сколько обида туманит взгляд.
Влезет на ветку бурундучок,
Теперь его больше ничто не ранит,
Ни есть и ни пить он уже не станет,
Лишь стихнет, сгорбясь, как старичок.
Тоска — будто льдинка: не жжет, не гложет,
Охотники старые говорят,
Что так на сучке просидеть он может
Порой до пятнадцати дней подряд.
От слабости шею не удержать,
Стук сердца едва ощутим и редок.
Он голову тихо в скрещенье веток
Устроит и веки смежит опять.
Мордашка забавная, полосатая
Лежит на развилке без всяких сил.
А жизнь в двух шагах с чебрецом и мятою,
Да в горе порою никто не мил.
А ветер предгрозья, тугой, колючий,
Вдруг резко ударит, тряхнет сучок,
И закачается бурундучок,
Повиснув навек меж землей и тучей.
Случалось, сова или хорь встревожит,
Он храбро умел себя защитить.
А подлость вот черную пережить
Не каждое сердце, как видно, может.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
У нас просторный водоём.
Мы с братом плаваем вдвоём.
Вода прохладна и свежа.
Её меняют сторожа.
Мы от стены плывём к стене
То на боку, то на спине.
Держись правее, дорогой,
Не задевай меня ногой!
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Я родился на северных склонах хребтов,
Средь красивых лесов Дагестана.
Там семья моя – гордая стая волков,
Обитала по волчьим уставам.
Но случился отстрел. Разорили приют.
И на рынке, за пазухой пряча,
Продавали волчат, как щенков продают,
Чтоб скрестить нас с породой собачей.
Так купили меня и в корзинке везли.
Помню, нежно за холку трепали.
Обнимали, кормили, от бед берегли,
Обещали любить, приручали.
Говорят, что потомство от волка умней,
Чем собачье, но волки не знают,
Что своё получив, люди верных друзей
Продают, не щадят, убивают…
Привыкал к этой новой семье нелегко.
Отпустила тоска, время лечит.
Я покорно из блюдца лакал молоко,
Кротко руки лизал человечьи.
Я играл с их детьми, никого не винил,
Только им это было не нужно.
Всё прощал, не кусался и даже не выл,
А надеялся только на дружбу.
На беду подрастал, быстро, день ото дня.
Зубы стали острее и взгляды.
От немецкой овчарки и от меня
Получилось потомство – что надо!
Говорят, у волков – человечьи глаза,
Когда грудью ложатся на пули.
И из этих из глаз покатилась слеза
В час, когда вы меня обманули!
Не хотел умирать, не хотел предавать,
Не умел убивать, а что толку?
Неизбежно меня повели усыплять,
И рыдало во мне сердце волка.
Со ступеней больницы я слизывал снег,
Упирался. Тянули насильно.
Я завыл: «Что же делаешь ты, человек?!»,
И на лапы упал от бессилья.
Из-под лап уходила земля, словно жизнь.
Понял я: в этой стае – всё сложно!
У людей даже дружбу нельзя заслужить,
А любовь, так вообще невозможно.
Можно ждать и прощать, можно верить и нет!
Если в мыслях тебя зачеркнули,
То, уже не хотят люди слышать о тех,
Кого предали и обманули.
Никогда не хотят люди помнить о тех,
Кого предали и обманули!
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Лось заблудился.
Он бежал по городу.
И страшен был асфальт его ногам.
Лось замирал,
Надменно вскинув морду
Навстречу фарам,
Крикам
И гудкам.
В обиде тряс скульптурной головой.
То фыркал,
То глядел на мир сердито.
Гудели как набат его копыта,
И боль его неслась по мостовой.
А город все не отпускал его.
И за домами лось не видел леса.
Он на людей смотрел без интереса,
Утрачивая в страхе торжество.
И, как в плечо,
Уткнулся в старый дом.
А над столицей просыпалось утро.
И кто-то вышел и сказал:
— Пойдем. —
И было все так просто и так мудро.
И, доброту почувствовав внезапно,
За человеком потянулся лось.
И в ноздри вдруг ударил милый запах,
Да так, что сердце в радости зашлось
Вдали был лес.
И крупными прыжками
К нему помчался возбужденный лось.
И небо,
Что он вспарывал рогами,
На голову зарею пролилось.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Сын
отцу твердил раз триста,
за покупкою гоня:
— Я расту кавалеристом.
Подавай, отец, коня! —
О чем же долго думать тут?
Игрушек
в лавке
много вам.
И в лавку
сын с отцом идут
купить четвероногого.
В лавке им
такой ответ:
— Лошадей сегодня нет.
Но, конечно,
может мастер
сделать лошадь
всякой масти,—
Вот и мастер. Молвит он:
— Надо
нам
достать картон.
Лошадей подобных тело
из картона надо делать.—
Все пошли походкой важной
к фабрике писчебумажной.
Рабочий спрашивать их стал!
— Вам толстый
или тонкий? —
Спросил
и вынес три листа
отличнейшей картонки.
— Кстати
нате вам и клей.
Чтобы склеить —
клей налей.—
Тот, кто ездил,
знает сам,
нет езды без колеса.
Вот они у столяра.
Им столяр, конечно, рад.
Быстро,
ровно, а не криво,
сделал им колесиков.
Есть колеса,
нету гривы,
нет
на хвост волосиков.
Где же конский хвост найти нам?
Там,
где щетки и щетина.
Щетинщик возражать не стал,—
чтоб лошадь вышла дивной,
дал
конский волос
для хвоста
и гривы лошадиной.
Спохватились —
нет гвоздей.
Гвоздь необходим везде.
Повели они отца
в кузницу кузнеца.
Рад кузнец.
— Пожалте, гости!
Вот вам
самый лучший гвоздик.—
Прежде чем работать сесть,
осмотрели —
все ли есть?
И в один сказали голос:
— Мало взять картон и волос.
Выйдет лошадь бедная,
скучная и бледная.
Взять художника и краски,
чтоб раскрасил
шерсть и глазки.—
К художнику,
удал и быстр,
вбегает наш кавалерист.
— Товарищ,
вы не можете
покрасить шерсть у лошади?
— Могу.—
И вышел лично
с краскою различной.
Сделали лошажье тело,
дальше дело закипело.
Компания остаток дня
впустую не теряла
и мастерить пошла коня
из лучших матерьялов.
Вместе взялись все за дело.
Режут лист картонки белой,
клеем лист насквозь пропитан.
Сделали коню копыта,
щетинщик вделал хвостик,
кузнец вбивает гвоздик.
Быстра у столяра рука —
столяр колеса остругал.
Художник кистью лазит,
лошадке
глазки красит,
Что за лошадь,
что за конь —
горячей, чем огонь!
Хоть вперед,
хоть назад,
хочешь — в рысь,
хочешь — в скок.
Голубые глаза,
в желтых яблоках бок.
Взнуздан
и оседлан он,
крепко сбруей оплетен.
На спину сплетенному —
помогай Буденному!
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Не могу смотреть, как на арене,
Пыль бичом стреляющим гоня,
Дрессировщик ставит на колени
Нервного и нежного коня.
Как он, бедный, пятится и скачет,
Подавляя собственный позор,
Как он от толпы стыдливо прячет
Свой блестящий оскорбленный взор.
Лишь однажды в цирке – впрямь как в песне –
Конь порвал тугие удила
И при всех фасонистый наездник
Вылетел как пуля из седла.
Ахнул цирк, а конь стрелою в двери,
Сквозь контроль, в шумиху площадей,
Где текла, глазам своим не веря,
Жизнь, отвыкшая от лошадей.
Золотой попоною покрытый,
Рассыпая ржанья звонкий альт,
Конь летел и жаркие копыта
Целовали городской асфальт.
Мимо красноглазых светофоров,
Карим взором не косясь на них,
Мимо перепуганных шоферов,
Мимо обомлевших постовых.
Конь летел, неся свободы трепет,
С гордою, как вымпел головой.
А сквозь камни проступали степи,
Пахнущие скифскою травой.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Медведь сказал Козе:
» Коман вуз озе,
Скакать, плясать, меня так беспокоить,
Когда тебя я вздумал удостоить
Быть компаньонкою моей?
Постой, проклятая! Я дам тебе суфлей».
И с словом сим он важно потянулся,
Вскочил и лапой размахнулся,
Но стукнул вдруг водильщик в барабан,
И наш Медведь ту дусеман,
Пошел с поникшей головою
Плясать по-прежнему с Козою.
Столоначальник так на писарей кричит,
Взойдет директор – замолчит.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Не понять современных реалий,
Одинокому волку в степи.
Но глаза его ярко сверкали,
Хоть и был он прикован к цепи.
Он забыл, что такое свобода.
Догрызая куриную кость,
Он смотрел, смотрел как менялись народы.
Он смотрел, не тая на них злость.
На Луну по ночам завывая,
Диким эхом он слышал себя.
Он, ведь, знал, что природа живая,
И он знал, что он воет не зря!
Истощавший, невольный и смертный,
Долго выл он ночами в степи.
Ведь, для мира он был незаметным,
До тех пор, пока он на цепи.
Невозможно поверить, но все же,
Цепь от ржавчины, вдруг, порвалАсь.
Осознал, в тот час, волк, что он может
убежать. А душа в дом рвалась.
Вот он сделал два маленьких шага
И упал «отдаваясь» природе.
Он завыл, как простая бродяга.
Жил в плену, а «ушел» на свободе!
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Вот, от снега рябит!
Ветер волком поет!
И метель третий день,
Кружит свой хоровод!
Я взял след и уже,
Мне не сбиться с пути!
Брат мой, кровный мой враг,
Если можешь — прости.!
Жизнь нас так развела,
А сведет только бой!
Это просто судьба,
Так сложилось с тобой.
Пусть свобода у нас
В разночтенье- своя.
Жизнь и дальше пойдет
Без тебя и меня.
На цепи в конуре
Отродясь не сидел!
Презирал, кто у миски
Скуляще сопел!
Кость и мяса кусок
Наше схоже меню.
Знаю, вору любому
Хребет я сломлю!
Брат мой, кровный мой враг,
Я прошу — уходи!
Не хочу убивать.
Но нет другого пути.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Я чувствую своим хвостом,
Что я не пёс домашний, смелый.
Я волк! И должен быть волком!
И масти цвет, конечно серый!
Ещё мне кажется порой,
Как будто я вожак при стае!
И дружной серую толпой,
Мы пропитанье добываем.
Всё делим чётко по уму!
Работу и кусок добычи.
И не пиням на судьбу.
Когда мороз и ветер свищет.
Среди волков расклад возможен.
Жить по закону — это често!
Любой косяк, и ты низложен!
Другой вожак пометит место!
Но людям это не понятно.
И мы играем против правил.
Не важно, что ты в жизни можешь!
А важно, кто тебя поставил!
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Бреду́ знакомою тропою.
И заметаю след хвостом,
Я ранен, истекают кровью
Почти без сил, почти ползком.
Мне нужно где то отлежаться.
Но не домой! Туда нельзя!
За мной, взяв след, идёт собака .
А дома, вся моя семья.
Упал без сил! Глаза открыты.
Вокруг сугробы и ветра.
Запутал след, всё шито крыто!
Но пёс найдёт наверняка.
К собаке верной, нет притензий!
Пусть отработает еду.
Один в один, всё честь по чести!
Мы разберемся, что к чему!
Глаза закрылись. Я не умер!
Я просто нахожусь в бреду.
Собрать бы силы, чтобы выжить.
А после раны залижу.
В моих мозгах, стучит проклятье.
Зачем, что, как и почему?
По крови, мы с собакой братья.
Но злости, больше чем к врагу!
Собачий бог — хозяин щедрый.
И будка с цепью — дом родной!
А волку в радость — вольный ветер
И логово, с большой семьёй.
Всё на круги своя, вернётся!
Отступит боль и рана заростет!
И снова волк на дело собирается!
А псу хозяин миску поднесёт.
Опять мы встретимся нос к носу!
Глаза, курок и два ствола.
Через прицел хозяин смотрит.
И пёс встал в стойку на волка.
У каждого свои мотивы!
Служить по чести или честно жить.
И так и так, мотивы справедливы!
Но только разное понятье слова — честь!
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
И блеск, и грусть в её глазах,
Она живет не для себя.
И слышит фальши в голосах,
И звон момент ростовщика!
Но прежде друга видим в ней,
Который жертвой пасть готов!
Хоть чувство страха в ней сильней,
В собаке нет земных грехов.
И эту боль перетерпев,
В огонь и в воду с вышки вниз,
На глубину не посмотрев,
Летит на крыльях дружбы ввысь!
Последний стон произнеся,
Она взглянет в глаза тебе.
Как сновиденье, уходя,
Махнет хвостом своей судьбе!
И в этот час, и в этот миг,
Ты шепчешь с ней, и ты поёшь!
Весь этот шум в округе стих,
Когда, по звездам к ней взлетишь!
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Когда зима колючей лапой
Тебя желает захватить,
Когда потерян, обессилен
И хочется про все забыть.
Тебе легко это удастся,
Всего лишь ты закрой глаза,
И ты увидишь — будет красться
К тебе пушистая лиса)))
Хитринка в изумрудном взгляде,
В котором можно утонуть.
Так хочется ее погладить,
Но страшно так ее спугнуть.
На белом снежном покрывале
Огнем пылает рыжий мех,
Вы с ней находитесь в начале
И, в общем, все равно на всех.
И в танце огненном кружИте
Среди оранжевой листвы,
И миг остановить хотите,
Чтоб в нем остались только вы.
А расстояния не властны,
Ведь стоит лишь закрыть глаза,
Как ты увидишь — будет красться
К тебе пушистая лиса.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Привет волкам! Свободной стае!
Где по закону- все равны!
Пусть трудно, тяжело бывает,
Во время темное- зимы.
Есть все: и злость,
Кинжалы — зубы,
Желанье выжить, что бы жить,
И гордость, благородство, грубость,
И нежность- тут ей тоже быть.
Но, защищая интересы,
Любимых, верных,
Вообщем так:
Хочу сказать без всякой спеси,
В защиту преданных собак
Да, шавок расплодилось- море,
Снующих подхалимов- тьма,
Все продали, породе- горе,
За миску супа и дерьма.
Утратили былую веру,
И испоганили завет,
Творят во круг себя такое
Которому названья нет..
Но есть( осталось правда мало),
Тех, кто когда то (и я прав)
Носил название простое,
И не простое-
Волкодав.
Без бреха и кичливой позы,
Храня в душе отцов завет
Он не прощал, не слал угрозы,
Он просто видел чистый свет,
Тот, что нам выдан изначально,
Авансом каждому в судьбе,
Тот, что хранить мы перестали,
И каждый стал- сам по себе.
И не зависит тут от роста,
Природной силы- та натуга,
Вот лайка- на медведя просто
Идёт одна,
На смерть, за друга.
И настоящий волк, с которым,
Судьба сведет на пораженье.
Хоть и возможно, с эпилогом..
Взаимным будет уваженье.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Лежит на кресле киска,
рядом с ней ириска.
И хочется ей съесть волшебную ириску,
Но ей не разрешают
И пальцем пригражают.
А киска не послушала и съела вдруг конфетку,
Оставив от неё одну лишь этикетку.
Но пожалела киска,
Прилипла к её зубам заветная ириска.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Дождь за окном, это плачет всю ночь летний дождь,
Грозы страшные бьют, с крыши слёзы с неба текут,
Грозный ветер свистит, с дома чья-то крыша летит,
Страшный смерч за окном, где-то далеко за двором.
Заточил он свой нож, фермер для себя всё решил
К бедной свинке ночью пришёл, рядом грозно ветер завыл,
Вегетарианцем побыв, всё — же на всю жизнь им не став,
К свинке, бедной, в чёрном пришёл, жить без мяса слишком устав.
Бедной свинке неприятно, бедной свинке так досадно,
Свинка в страхе протестует, свинка яро негодует,
Свинка бедная скандалит, свои зубки свинка скалит,
Безнадёжно с горя плачет, мысль горькая маячит,
Свинка в гневе сожалеет, её счастье так редеет ,
Свинка всё-же понимает, час её, увы, пришёл ,
Свинка всё осознавает, час лихой, её, нашёл.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
У мышей сегодня пир,
На столе останся сыр.
Мыши время не теряли-
В сыре дыры прогрызали.
Мышинный дух учуял кот
И подокрался к ним.
И мыши думают о нем
«Ну как же мы забыли,
Что кот живет в квартире?»
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Один мой друг подбирает бездомных кошек,
Несёт их домой, отмывает, ласкает, кормит.
Они у него в квартире пускают корни:
Любой подходящий ящичек, коврик, ковшик,
Конечно, уже оккупирован, не осталось
Такого угла, где не жили бы эти черти.
Мой друг говорит, они спасают от смерти.
Я молча включаю скепсис, киваю, скалюсь.
Он тратит все деньги на корм и лекарства кошкам,
И я удивляюсь, как он ещё сам не съеден.
Он дарит котят прохожим, друзьям, соседям.
Мне тоже всучил какого-то хромоножку
С ободранным ухом и золотыми глазами,
Тогда ещё умещавшегося на ладони.
Я, кстати, заботливый сын и почетный донор,
Я честно тружусь, не пью, возвращаю займы.
Но все эти ценные качества бесполезны,
Они не идут в зачет, ничего не стоят,
Когда по ночам за окнами кто-то стонет,
И в пении проводов слышен посвист лезвий,
Когда потолок опускается, тьмы бездонней,
И смерть затекает в стоки, сочится в щели,
Когда она садится на край постели
И гладит меня по щеке ледяной ладонью,
Всё тело сводит, к нёбу язык припаян,
Смотрю ей в глаза, не могу отвести взгляда.
Мой кот Хромоножка подходит, ложится рядом.
Она отступает.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Стихи о животных до слез
Он шел по улице и тихо плакал.
Он шел по улице и тихо плакал.
Облезлый, одноухий, и с больною лапой.
Повисший хвост, несчастные глаза,
А в них жемчужинкой дрожит слеза.
Его никто вокруг не замечал,
А если и заметил, то ворчал,
А мог еще и палкой замахнуться.
Он убегал, когда мог увернуться.
Он с грустью думал:”Я такой урод.
Ну кто такого жить к себе возьмет».
Так шел он, шел по краешку дороги.
И вдруг перед собой увидел ноги.
Огромные такие две ноги,
Обутые в большие сапоги.
В смертельном страхе он закрыл глаза
А человек нагнулся и сказал:
«Красавец-то, какой!
А ухо! Взгляд! Пойдешь со мной?
Я буду очень рад.
Принцессу и дворец не обещаю,
А молочком с сосиской угощаю».
Нагнулся, протянул к нему ладошку.
Он первый раз держал в ладошках кошку.
Взглянул на небо, думал, дождь закапал.
А это кот в руках от счастья плакал.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Стоял он очень тихо у подъезда,
Не отходя от запертых дверей.
И в сердце огоньком жила надежда,
Быть нужным хоть кому то из людей.
А люди безразлично выходили,
Держа в руках цветные поводки.
Они своих питомцев выводили,
Больного пса стараясь обойти.
Собаки не дворняги, чистой крови,
Носились беззаботно на снегу.
А у него живот свело от боли,
И лед прилип к продрогшему хвосту.
Смотрел он с грустью на чужую радость,
И думал: «Почему ж так мир жесток?
Они ведь для людей совсем не в тягость,
А для меня в любом дворе упрек».
Ушел он прочь терпеть судьбы надломы,
Не видел он ни ласку, ни уют.
Нет даже будки у него с пучком соломы,
И в миску супа тоже не нальют.
Таким как он дана судьба другая,
За радость на помойке хлеба съесть.
И от отстрела каждый раз сбегая,
Их ожидает неминуемая смерть.
Ну почему ж такое разделенье,
Ведь души одинаковы у всех.
У Господа мы просим всепрощенье,
При этом совершая тяжкий грех.
Своей душе бессмертия желаем,
Чужую боль переступая каждый раз.
Мы истины простой не понимаем,
Что их глазами смотрит Бог на нас.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Стишки про наших друзей животных
Ты не бросай в собаку камень,
Пусть это лишь бездомный пес,
Но он и так до боли ранен,
Хоть и не знает горьких слез.
Какой хозяин вероломный
Его продал за медный грош?
Чтобы и этот пес бездомный
Узнал предательство и ложь.
Нет, он от боли не заплачет,
Но день за днем, за разом раз,
Он грусть свою собачью прячет
В разрезе умных добрых глаз.
Сидит собака под забором,
Страдая от сердечных мук,
Но не страдает от позора
Его, когда-то, бывший друг.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Чужие лица, запахи и звуки.
Ну где же ТЕ, кому так предан был?
Я помню всё — и голоса, и руки,
Как их лизал, как верно их любил!
Нет смысла ждать. Нет, не придут. Увы.
Я стал обузой — шерсть, корма, прогулки.
А я всё помню каждый переулок,
В которых столько раз гуляли МЫ.
Кругом чужие — лают, воют. Плачут!
Решётка, будка, вёдра — весь уют.
Я догадался, что всё это значит:
Это, наверное, последний наш приют.
Я понял всё. Нам всем не повезло.
Я перестал впиваться взглядом в лица,
Стал лаять, в поддержание традиций
И в будку «в туалет» сходил, назло!
Но ничего не происходит. День за днём.
Зима уж близко. Холодно и пусто.
Я всё болею. Смотрен был врачом,
Но не поможет он. Такое чувство.
И снова утро — новый день, и новый срок.
До вечера ещё дожить, а стоит ли.
Соседу снова принесут творог,
А мне махнут рукою у двери.
Да, я завидовать стал всем, к кому пришли,
Да, я стал скалиться, я сильно поседел,
Но чувства к ТЕМ, ДАЛЁКИМ, не прошли —
Я бы и ныне с НИМИ быть хотел!
Я не гулял, я цвет травы забыл,
Меня не гладила давно ничья рука
И по ночам, как все, я тоже выл,
В надежде, что разлука коротка,
Но не пришёл никто.
Я долго ждал.
Я и сейчас порой ещё молюсь о чуде,
Я бы, наверное, всю жизнь свою отдал
Только за то, чтобы пришли ТЕ ЛЮДИ,
Которым клялся в верности навек.
Которых я так искренне любил.
Ну что ж. Венец Природы. Человек.
Живи.
Не бойся.
Я тебя простил.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Часто люди с видом умным
О животных говорят,
Что они, мол, неразумны,
Хуже нас, они в сто крат.
Ну а в подтверждение
Делают сравнение:
Этот — злой, мол, как СОБАКА.
Тот — упрямый как ОСЕЛ,
Ну а хуже всех, однако,
Пресловутый наш КОЗЁЛ!
И не раз слыхала я:
Тот — напился как СВИНЬЯ,
Та — глупа, как будто КУРА,
Эта — дура как ОВЦА,
Тот — продажен, словно ШКУРА,
И так дальше, без конца…
ЧЕЛОВЕК! Себя любя,
Посмотри-ка на себя !
Кто спиртное в себя льет?
НЕ свинья, НЕ пёс, НЕ кот.
Кто себе жестокий враг —
Убивает просто так,
И не только свою шкуру,
И ребёнка продаст сдуру?
НЕТ, ни волки, ни собаки,
Ни корова, ни верблюд
Ничего НЕ продают
Никого НЕ предают!
Кто там «тащится» от дури?
НЕ бараны, и НЕ куры,
Ни один «тупой» баран
НЕ бывает наркоман.
А по ПОДЛОСТИ и ЗЛУ,
Далеко до нас КОЗЛУ.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
В одном дворе, уже который год
Жил одноглазый и безухий кот,
К тому же, у него был сломан хвост
И лапа – от бедра наперекос.
Ходил, как бы подпрыгивая, кот,
И кличка у него была – Урод.
Всем детям, что играли во дворе,
Кота касаться строгий был запрет.
Со всех сторон тот кот гонимым был,
Но он, казалось, всех и вся любил,
И кто его камнями отгонял –
Об ноги тех он тёрся и мурчал.
А дворничиха, хоть была в летах, —
Порой лила из шланга на кота,
И тот смиренно под струёю мок,
Удрать как будто было невдомёк.
Особенно тот кот детей любил –
Стремглав бежал к ним, радостно вопил…
И на руки его кто если брал, —
Он блузку или пуговку сосал.
Однажды кот нарвался на собак:
Увидела одна девчушка, как
Два страшных пса его терзали враз,
Под режущую слух команду «фас!»
Бесстрашно подбежав, девчушка та
Схватила полумёртвого кота:
Он задыхался, он едва дышал,
И морду след слезы пересекал.
Она бегом несла его домой,
Ведь кот ещё, почти что, был живой,
А кот пытался в этот миг мурчать
И даже её пуговку сосать.
Он умер у девчушки на руках…
Глаз золотой смотрел на облака…
И долго у подъезда своего
Она сидела, глядя на него.
И состраданье вмиг открыло ей —
И сделало девчушку ту добрей, —
Что за уродством даже у котов
Бывает беспредельная любовь.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Со мной в автобус зашла дворняга-
Седая, тихая, села рядом,
C хвостом недвижным, трусливо прижатым,
Но было что-то такое во взгляде.
«Погладь меня, ну что, тебе сложно?»
Сняла перчатку, коснулась шерсти-
И к черту блох, ну ведь так невозможно!
Ну, люди, ведь есть понятие чести!
Тихо собачьи глаза закрылись
С невыносимым страшным доверьем-
Что-то во мне сорвалось, надломилось-
Я прочь от дворняги кинулась к двери-
Боже, какая собачья тоска!
Боже, почувствовать на минуту-
как на голове твоей чья-то рука,
Закрыть глаза и затихнуть-как-будто
Ты не просто так, ты чья-то собака!
И чертов ошейник давит кадык,
Но ты давно к давленью привык-
Мне так обоих нас было жалко-
Я разревелась прямо в вагоне:
«Приручили нас, одомашнили-
И мы бродим теперь голодные-
С голодухи по нежности страшные!
Вот разве кому-то понравишься-
Но смотришь в сердце — тоска-то все там. »
Люди!Теперь мне все время кажется-
Иду, а дворняга — за мной по пятам.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Мы живем среди вас украдкой,
Извиняясь, что родились.
И прощаем вам камни и палки
Всю свою собачью жизнь.
Вы когда-то нас приручили,
Заменив Свободу едой.
Ваша хитрость нас усыпила,
Проиграли мы этот бой…
Покорившись ласке и силе,
В ожерелье цепей и оков,
Мы, казалось, навек позабыли
Непреклонную гордость волков.
Как отчаянно вас защищали!
На войне, выполняя приказ,
Мы с гранатой под танки бросались.
Так за что же вы предали нас?!
Мы живем в отчуждении, точно
Отмеряя шрамами дни.
И вгрызаемся в жизнь по-волчьи,
Вспоминая корни свои.
Люди, будьте же справедливы –
Не гоните бездомных собак!
Может, боль, что в глазах таим мы
Не позволит пройти просто так!
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Четыре лапы, черный нос.
Четыре лапы, черный нос,
Хвост, пушистый полукруг-
Это мой любимый пес,
И самый верный друг.
Он добрый, милый и забавный.
Он любопытный и смешной.
Нашел тут косточку недавно
И притащил ее домой.
Он любит бегать за мячом
И маминым халатом.
Все наказанья нипочем,
Порвет и смотрит виновато.
Четыре лапы, мокрый нос,
Хвост, пушистый полукруг-
Он самый лучший в мире пес,
Мой самый верный друг!
